– Вы крещены, считаете себя христианином?
– Конечно.
– А отчего же не идете в церковь?
– Да знаете, я там был уже однажды, насмотрелся на вашу церковь…. Зашел в храм, в первый раз, ничего не знаю, робею, столько жизненно важных вопросов – но куда-то ступил не туда, и какая-то злобная старуха на меня наорала (вариант: равнодушный поп не выслушал, отнесся без понимания), так что больше я туда не ходок… Верую сам по себе, читаю дома Библию, молюсь Богу как умею, этого для меня достаточно.

Священник Сергий Круглов

Примерно такой диалог хорошо знаком, наверное, каждому священнику. Да и каждый из нас, так или иначе, сталкивался с таким вот отношением некоторых приходских аборигенов к вновь зашедшим в храм.

Совсем недавно один батюшка мне рассказал случай: заходит к ним в храм девица внешности весьма яркой. На нее тут же набросились бабки-прихожанки: «Ты что это накрасилась, бесстыдница!» Та опешила: «Да я вовсе не красилась, это я так всегда выгляжу…» Реакция бабок была потрясающей: «Если уродилась с такой … внешностью, нечего в храм переться!» – многоточием я заменил некое крепкое выражение, которое не привел здесь по соображениям пристойности.

Источник: photosight.ru

Да, не новость, увы, почти общее место в нашей с вами церковной современности… Меня же более занимает вот какой момент: что именно мы отвечаем людям, которые, столкнувшись со «злобной церковью», более в храм ни ногой?

Одна разновидность ответа: «Ну и что, что наорали! Не обращайте внимания. Ведь вы идете не к людям, а к Богу…» .

Ответ неправильный. Не только к Богу мы идем в Церковь. Церковь – это семья: Бог – Отец, а мы – дети. Братья и сестры. В одиночку к Богу не приходит никто, и заповедь любить Бога и любить ближнего остается главной заповедью. Ради главного дела единства, ради преодоления одиночества – Евхаристии, Тела и Крови Христа, питающих нас и соединяющих с Богом и друг другом, и существует все в Церкви – храмы, колокола, иконы, догматы, каноны, традиции.

Да, все мы в Церкви обычные смертные люди, противные, грешные, со своими слабостями – но какие уж есть. Проявления греха – это да – у нас случаются иногда такие, что не только от Церкви нас бы надо отлучать, но и попросту порядочному человеку рядом с нами находиться противно.

Это по нашему разумению. А если стать на сторону Бога, на сторону отца и матери… Ведь известно, что чем проблемнее дитя – тем больше болит сердце за него. И всем, всем Бог желает спастись и в разум истины прийти. И любит всех. Его хватает на всех, в отличие от нас – мы маленькие, Он большой.

Получив установку на личное «спасение души», как часто мы хотим перешагнуть, оттолкнуть, затоптать этих, которые вокруг, мешающих нашему спасению и стяжанию благодати, как хотим остаться с Богом только один на один! И вот мы стоим в пустоте перед Ним – и слышим вопрос, исполненный боли и любви: «Где же брат твой?» – вопрос, уже однажды Богом заданный, сами знаете кому…

Поэтому не точнее ли будет сказать нашему собеседнику: «Да, ты пришел в храм – но разве видел Церковь? Ты видел просто злобную старуху или нерадивого священника. Это еще не Церковь… Разберись в себе: действительно ли хочешь преодолеть свое одиночество, быть с Богом и иметь жизнь вечную? Если да – пробуй войти в Церковь снова и снова, и увидишь: там есть и другие люди, и найдешь тех, кто близок тебе по духу. И поймешь, о чем Церковь говорит в своей молитве: «Сами себе и друг друга и весь живот наш Христу Богу предадим»…

Догматика, аскетика, груз церковных традиций – все-таки Церкви две с лишним тысячи лет, не шутка, много всего наросло. Но как же нам, христианам то ли начала третьего тысячелетия, то ли конца времен, кто исповесть, надо беречь, если есть, и искать, если потеряно, именно вот это : «По тому узнают, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою».

МЕСТО СПАСЕНИЯ

Страшный сон видит иеромонах:
Мегаполис наполнен
Угольнолиловым дождем
И голубыми.
Упругие, скользкенькие, одутловатые,
На лягушьих циркулем ножках,
Они – всюду,
Тенями перебегают на фоне струящегося неона реклам,
Визгливо хихикают, ежатся,
Голосуют на обочинах пульсирующих тротуаров,
Спасаясь от дождя,
Голубые протискиваются друг к другу в розовые
Аккуратненькие пежо.
Да что ж такое! полон город
Этой пакости! Да где же вы, социально близкие –
Бабки-колдовки, суеверные тетки-вахтёрши,
Воры, алкоголики, скинхеды, директора
Инвестиционных фондов!
Иеромонах отчаянно кричит –
И просыпается. Бух, бух сердце. Господи, помилуй.

Скоро служить Литургию (запасов
Муки на просфоры и ядовито-фиолетового
Технического кагора, производства Беслана,
Хватит еще на полгода.
Что будет дальше –
Об этом иеромонах старается не думать:
День настал – вот и
Довлей, его злоба).
Единственное, к чему за эти годы
Иеромонах так и не смог привыкнуть –
Отсутствие молящихся в храме
(Хорошо хоть, всякий раз во время Херувимской
Из нор выходят
Обитатели пепла, двуглавые крысы,
Розовые, слепые,
Садятся в рядки, тонко, печально
Поют беззубыми роговыми ртами,-
Хоть кто-то живой).

Иеромонах напяливает ОЗК,
Делает три поклона
У подножия ржавой железной лесенки, уходящей ввысь,
Осеняет себя крестом, карабкается
И, с усилием сдвинув массивный свинцовый люк,
Вылезает из бункера.

Господи, прости меня, грешного,
Глупого человека! конечно,
И нынче в мире – то же,
Что и вчера, и третьего дня, и завтра:
Пепел,
Пепел от горизонта до горизонта.
В последнюю бомбардировку никто не выжил.
От города и монастыря – только, серые на сером, тени,
От братии – только помянник.
Собственно, вот же земля, вот – где-то вверху – небо,
Вот – данное мне место спасения,
Другого не будет, почва и подножие
Грядущего Твоего Царства,
Вот Бог и душа, вот и весь монах, – но и всё же,
Всё же: ни единого
Самого завалящего ближнего,
Подлежащего возлюбленью!